Перая мировая война разгоралась. Саше угрожал призыв в армию. Перед отправкой на фронт его зачислили в школу прапорщиков. В редкие дни увольнений он спешил домой на Васильевский, к заветным тетрадкам. Однажды, в феврале 1917 года, он увидел ликующую толпу, услышал слова: “Революция!”, “Свобода!”...
Свобода?! Он понимал ее как свободу заниматься самым нужным, главным! Потом, вспоминая те дни, он напишет, что “почти все”, вошедшее в его первую рукопись, было придумано “приблизительно со дня переворота и до 25 марта 1917 года”. “Основным материалом работы этого периода было выведение основной формулы ракеты, нахождение наивыгоднейшей траектории и некоторые общие положения из других глав.
Задавшись темой полета в межпланетные пространства, я сразу остановился на ракетном методе, “ракетном” в общем смысле этого слова..., отбросив артиллерийский, как явно технически чересчур громоздкий, а главное — не сулящий возвращения на землю и потому бессмысленный...” В то время, когда он решал столь сложные проблемы, он ничего не знал о трудах К. Э. Циолковского. Повторив уже найденное другими, он вывел — опять-таки уже выведенные К. Э. Циолковским — основные уравнения движения ракеты, вывел по-своему, не используя дифференциальное исчисление, но пришел к тем же результатам!
Его описание своей работы выдает человека, бесконечно увлеченного и вдохновенного: “...эта цифра 55 (отношение массы ракеты к полезному грузу) меня уже сильно тревожила, но обаяние затронутой темы было таково, что, сам себя обманывая, я насильно считал эту цифру приемлемой до тех пор, пока не нашел в конце концов противоядия этим “55” …”.
Далее работу пришлось прервать, так как Александр был направлен на фронт.

“Оставьте мне мои тетрадки с формулами, и я буду работать”. Такими словами встретил победу Октября великий русский ученый В. Г. Шухов. Те же слова мог повторить тогда и А. И. Шаргей.

В марте 1918 года был подписан Брестский мир. Александр был демобилизован и отправлен домой. Не раз его пытались завербовать, заставить воевать. Однажды — это было еще на Северном Кавказе, его принудили вступить в белую армию, но при первой же возможности он бежал из нее.
В мае 1918 года с трудом он добрался до родной Полтавы. Оказалось, что Елена Петровна с Ниной покинули голодный Петроград.
Первым делом, встретившись с мачехой и сестрой, спрашивает о судьбе своих тетрадок. “Целы, вот они”,— отвечает Елена Петровна. Даже уезжая из Петрограда, предположительно на время, не рискнула оставить их дома, так как знала, что они для него значат.

Александр осознает: в том виде, в котором его труд существует, он слишком не определен, не завершен. К тому же, его подстегнула заметка о “ракете г. Циолковского” для полета за пределы Земли! в журнале “Нива”. При этом “Нива” ссылалась на полностью опубликованную работу в “Вестнике воздухоплавания” за 1911 год. Но где же сейчас добудешь этот журнал?!
Итак, у него есть соперники, конкуренты! И нет никакой возможности познакомиться с их работами, узнать, как далеко они продвинулись. Кому же в таком случае нужен весь его труд?!
Но колебание и смятение его были недолгими. Он-то знает теперь уже подробно, как рассчитать траекторию корабля, знает, как построить ракету. И, если кто-то все это уже решил, то почему же не строят ракету? Не хватает средств? А может быть, еще не знают, как именно это сделать?
Он обмакнул перо в черные чернила, — карандашом писать работу, предназначенную для печати, негоже — и решительно вывел на первом листе: “Тем, кто будет читать, чтобы строить”.

Это обращение является первыми двумя строчками рукописи, после некоторого от них отступления следует текст: “Прежде всего, чтобы вопрос этого труда сам по себе не пугал вас и не отклонял от мысли о возможности осуществления,— все время твердо помните, что с теоретической стороны полет на ракете в мировые пространства ничего удивительного и невероятного собой не представляет”.

Все рукописи, написанные А. И. Шаргеем от руки, названий не имеют. Нет на них и фамилии автора — А. И. Шаргея, стоит другая — “Юр. Кондратюк”, но очевидно, написанная позднее.
А не было ли у них титульных листов, на которых стояли и подлинная фамилия автора и название трудов? Это логично вытекает из того обстоятельства, что автор рукописей, не скрывавший своего имени в 1916-1920 годах, в дальнейшем вынужден был его скрывать.

Работал он много, но с перерывами — кроме работы над этой рукописью, приходилось еще и зарабатывать на жизнь. “Принимаясь за работу несколько раз с перерывами между репетиторством, колкой дров и работой смазчиком, мне удалось к 1925 году дополнить ее почти до настоящего вида”,— это из письма Н. А. Рынину. Что нового появилось в ней по сравнению с первой:
А. И. Шаргей уделяет в этом варианте больше внимания будущим членам экипажа космического корабля, вопросам их безопасности. Предлагает способы стабилизации вращения “снаряда”, а для разгона и торможения межпланетного корабля считает возможным использовать гравитационные силы небесных тел. Его заботит и возможный перегрев “снаряда” в атмосфере... При необходимости выхода экипажа в открытый космос автор рекомендует использовать шлюз…”
Рукопись 1918-1919 годов, выглядит вполне завершенной, хотя автор позднее еще много раз возвращался к ней, внося коррективы, дополняя, развивая. В ноябре 1919 года работа вновь была прервана, и причиной тому снова был бог войны, на сей раз войны гражданской.

Деникинцы под ударами Красной Армии спешили мобилизовать все здоровое население. Однажды не миновал этого и Александр. В толпе мобилизованных на сборном пункте Александр увидел друга детства Бориса Арабажина. Друзья поняли друг друга, решили бежать при первой же возможности. Борис надеялся вызволить в Одессе свои и Сашины документы. А Шаргей “отстал” от эшелона на станции Бобринская. Отсюда совсем рядом была Смела, где жили родители Бориса.
Его семья приняла горячее участие в Сашиной судьбе. До 1921 года он проработал на станции смазчиком и прицепщиком вагонов. В середине 1920 года на Украине установилась Советская власть. Саша ждал вестей от Бориса. В конце зимы 1921 года они узнали о его смерти. Документы Александра пропали безвозвратно. Можно было пойти к местным властям и попросить дубликат, но сделать это он опасался. Ему помогли устроиться в семье знакомого И.А. Лашинского.